От сырости хандрит в тазу бельё,
В душе-быльё, на полке - пыль на рюмке.
На выставке глупцов я павильон:
За сладкой ватой детские рисунки
На стенах в межоконной пустоте.
По жизни проходящие не те
Расписывали яркое шале:
Кто кровью, кто добром о явном зле.
И капельки ползут на плексиглас
Полузакрытый в сне полубредовом:
Там кухонный живой дикообраз
Наслушался моих историй вдоволь.
Опять долги и длительность дорог.
Опять со скуки удавился бог-
В отчизне абортирован пророк...
И мыслью не надумаешься впрок.
А рядом - ты, измотанно-нага.
Две голых правды с кратерами смысла.
Хандрит от недоверия к богам
Земное чувство и с водою миска.
И будто королеву чайник ждёт,
Вместивший солнце дальней Аргентины:
Любви с прибором класть на все мотивы.
И от неё не создан антидот.
